Роспотребнадзор на минувшей неделе с одной стороны успокоил — эпидемия гриппа в стране до начала 2012 года маловероятна. С другой, отметил традиционный для осени рост острых респираторных заболеваний. Если аптека за углом и поликлиника поблизости, справиться с простудой, по идее, труда не составит. Если же вокруг на десятки километров тундра и ничего кроме тундры, — в Заполярье, например, и на Ямале, — даже пустячная болячка может представлять угрозу для здоровья. И тут уж без санитарной авиации не обойтись. Корреспондент НТВ Вадим Фефилов выяснил, кому и почему за будущее «воздушной скорой помощи» тревожно, а заодно узнал, чем живут и как выживают коренные народы Севера. Фельдшер: «Они точно не знают, приблизительно говорят. Здесь нет больного, сейчас полетим дальше». Уже битый час летчики кружат у побережья Ледовитого океана и никак не могут найти в заданном квадрате два определенных чума, откуда поступил срочный вызов. Оленеводы теперь все чаще дают свои точные координаты по GPS, однако многие еще по старинке вызывают «воздушную скорую помощь», например, куда-то в верховья речки Няхр-хэяха. И опять вертолет садится не в то стойбище, но здесь вдруг к врачу Сафронову подбегают за помощью. — Когда появилось сыпь? — Это у него после запора. Ну я этим же делаю, ненецкой присыпкой из чаги, то есть из бересты. — Надо помыть хорошо! Мы сейчас посмотрим, что у нас есть. Но надо помыть. — Нет, это не грязь. Марину Сэротэтто, обычно использующую мох ягель вместо «памперсов» и толченную бересту, как детскую присыпку, с трудом уговаривают сесть с ребенком в вертолет. Марина не то чтобы не хочет в теплую больницу, ей просто не на кого оставить еще шестерых детей. Это типичная ситуация в ненецких семьях, где всегда много детей, а у мужчин дел по горло. Семья Вануито тоже как-то вызывала по спутнику «скорую». Сейчас она встала маленьким лагерем километрах в 50 от Карского моря. Новоселья здесь не приняты, ведь перемещаются или, как ненцы говорят, «каслают» на очередное стойбище в тундре раза два в неделю. Оказывается, травматизм на этой работе — обычная вещь. Когда бросаешь на оленя аркан, можно легко остаться без конечности. В тундре так и говорят: если встретил человека без большого пальца, значит, оленевод. Оленевод: «Иногда неправильная петля цепляет за палец, другой конец аркана — на олене. Олень резко дернулся и пальца нету». В этой общине с официальным названием Илебц, то есть «источник жизни», давно установлен жесткий «сухой закон», но у соседей все по-другому. Оленевод: «Ну, как на войне, наверное. Сигнал пришел — зарезали там, убили». Глава общины Михаил Окотэтто рассказывает, как оленевод в соседнем стойбище напал на его младшего брата. Михаил Окотэтто, глава оленеводческой общины: «Одиннадцать ножевых ранений, почки свисали. Один человек напился, порезал его. Мама брату кровь собирала руками и в вертолет ему кидала». Уже поправившийся Артур, оказывается, легко помирился с напавшим на него оленеводом — тот просто ему после госпиталя руку пожал. Артур Окотэтто, оленевод: «Друг был. Он и сейчас друг. Просто у него крыша поехала немного, пьяный был. Сильно пил, белая горячка, вот с ножом и кидался на всех». Мама Артура показывала съемочной программе НТВ, как из оленьих жил можно сделать нитки и даже зашить себе рану — так ненцы делали в старину. Местная жительница: «Эти нитки почти такие же, как хирургические». Впрочем, сына по старинке лечить семья не решилась. Проще вызвать по спутниковому телефону вертолет санитарной авиации. — А если бы санрейс не прилетел? — Тогда, конечно, умер бы. «Воздушный» фельдшер с многолетним опытом Зинаида Каюкова рассказывает, что в самых тяжелых случаях она просит летчиков лететь как можно ниже. Так полет легче переносят, например, больные с сердечными приступами. Правда, это не всегда помогает. Зинаида Каюкова, фельдшер санитарной авиации: «Вот у нас женщина была. Она агонировала уже, можно сказать. Но врач решил ее из участковой больницы вывезти. Мы набрали высоту за 15 минут, только оторвались от поселка, у нее остановилось дыхание, и все. Что я ни делала, все было бесполезно. Потом родственники пытались с нами судиться». В тундру «воздушная скорая помощь» зачастую прилетает на предельной видимости — от земли до нижней кромки облачности всего 50–100 метров. К посадкам в неизвестной местности среди болотистых мест остался допуск у немногих экипажей. Такие, как командир Котин, сами себя называют «приборными летчиками», поскольку чаще всего над Ямалом белым-бело и горизонта не видно — летают «вслепую» обычно по приборам. Таких ассов осталось немного. Александр Котин сетует на кадровый голод в полярной авиации. Александр Котин, командир санитарного вертолета: «Остались, скажем так, летчики 80-х годов. Это мое уже поколение. А молодежь, если и выходит откуда-то из училищ, то они стараются быстренько изучить английский язык и уйти на более солидную технику, скажем „боинги“, „аэробусы“ и прочее. Я не знаю, кто будет после нас будет работать и летать в этих условиях». Фельдшеры санавиации говорят, что ложных вызовов почти не бывает. Просто раньше из-за зубной боли ненцы не вызывали вертолет, а сейчас — случается. Один час такой «скорой помощи» обходится государству в 70 тысяч. В среднем — 300 миллионов рублей в год. В Салехарде главный врач с гордостью показывает съемочной группе НТВ новую окружную больницу. Палаты, медицинское оборудование — все «по первому классу». Михаил Коган считает: 300 миллионов — это вынужденная необходимость и «другой альтернативы санавиации на Ямале нет». На огромной территории совсем нет дорог, а у каждого чума, по его словам, врача на ставку не посадишь. Михаил Коган, главный врач Салехардской окружной клинической больницы: «Помогать надо, цивилизация есть цивилизация. Просто мы не должны вмешиваться в традиционный образ жизни. Я думаю, что это должна политика продолжаться, и мы должны оказывать помощь. Да, это, может быть, не дешево, но речь идет о людях». Глава общины Окотэтто вспоминает, что раньше ненцы к загноившимся ссадинам применяли уринотерапию, а на сильно кровоточащую рану прикладывали свежее легкое оленя. Сейчас от старинных арктических рецептов осталось немного. Где-то в тундре примерно в 700 километрах к северу от Салехарда экзотичное блюдо уже не кажется странным. Целые тысячелетия для народов Севера ежедневный стакан теплой оленьей крови был профилактикой смертельных болезней вроде цинги. Свое национальное лакомство и лекарство ненцы называют «айбад». Для них это своеобразный суп из теплой крови в брюхе только что убитого оленя. Туда режут куски печени и легких. Сердце не едят, поскольку «так делают только волки». Оленевод: «Для россиян в других регионах это, наверное, дико. Также как и для нас есть траву — зеленый лук, зеленый чеснок, укроп. Но это ж дикость — есть траву! Это же корм оленей, животных». Ненецкие оленеводческие кланы из года в год постепенно уходят на юг поближе к городам. 160 семей в общине Михаила Окотэтто — это последние ненцы, постоянно живущие в чумах на родовых землях вблизи Ледовитого океана.
