Песнь об Иване Денисовиче

Зрительный зал Пермского театра оперы и балета переполнен людьми — там дают мировую премьеру. Оперу Александра Чайковского «Один день Ивана Денисовича» уже называют одним из главных театральных событий года.

До пермяков положить на ноты произведения Солженицына не отваживался никто. Ведь казалось, что лагерная лексика и весь антураж никак не вяжутся с оперной сценой.

В нестандартные тексты вслушался Павел Матвеев. Репортаж НТВ.

«Один день Ивана Денисовича», опера в 2-х действиях по повести А. И. Солженицына. Произведения классика читали со сцены, экранизировали, к его творчеству обращались панк-рокеры, но чтобы опера? В таком виде искусства Пермский театр оперы и балета замахнулся на Александра нашего Исаевича первым.

Александр Чайковский, композитор: «Он просто сам тянул на музыку этот текст. Когда в него вклиниваешься, он оказывается удивительно музыкален».

Вклинивался композитор Чайковский на даче, где работал над оперой и откуда почтой отправлял в Пермь готовые части партитуры.

С пермским театром композитор работает давно и успешно. Несколько лет назад там ставили его «Трех сестер», а теперь вот Иван Денисович. Коллектив уверен, словами из песни «Солженицын писал совсем о другом» об их детище не скажут. Ведь разрешение на создание и постановку дал в свое время лично Александр Исаевич. А на премьеру приехала его вдова.

Наталья Солженицына, президент Общественного фонда Александра Солженицына: «То есть рассказ как бы пускает такие ветки и корни в разные стороны. Само по себе это, по-моему, очень положительно. Это как будто каждый раз еще одна свеча, которую ставят в память об убиенных. И это, несомненно, хорошо».

Воссозданием ГУЛАГА на сцене занимались всем миром. Чтобы набрать для двухсот артистов двести пар валенок, двести шапок-ушанок и двести телогреек, пришлось бросить клич пермякам. Несли все, но все равно не хватило — ватники дошивали на заказ.

Павел Брагин, солист Пермского театра оперы и балета им. П. И. Чайковского: «Когда мы выходим, слышим, что репетиция закончена, тогда мы понимаем, что это оказывается так жарко, ну, все время быть в валенках».

Париться в ватниках и хлебать баланду для передачи зрителю трагизма лагерей, конечно, недостаточно. Чтобы за формой не потерялось содержание, а артисты и сами прониклись, их свозили в Пермь-36 — Музей истории репрессий.

Павел Брагин, солист Пермского театра оперы и балета им. П. И. Чайковского: «Мы уезжали оттуда, но у каждого вот такая осталась ледышка внутри. И физическая, и эмоциональная».

На вопрос: зачем вообще все это надо, пристало ли солженицынским героям петь, авторы постановки отвечают: это драма меняет интонацию и потому врет. Не то, что опера.

Георгий Исаакян, режиссер-постановщик: «Опера как раз за счет своей метафоричности, за счет того, что музыка абсолютно абстрактный язык, вот здесь как раз можно говорить даже о каких-то ужасных вещах, потому что музыка позволяет их пережить».

К тому же с лагерным языком, считает постановщик, музыка срослась «абсолютно». Вот и получается, что опера для Солженицына — самое оно.