В России все больше жертв материнского приговора

«Без лишних слов», — с таким комментарием премьера Фрадкова российское правительство на минувшей неделе одобрило федеральную целевую программу «Дети России». Сумма большая — почти 50 миллиардов рублей.

Деньги, конечно, решают многое, но не все, когда речь идет о сиротах, особенно прирожденных. На этой неделе одна американка увидела по Си-эн-эн (SNN) кадры, которые демонстрировала и телекомпания НТВ.

Младенец, от которого отказалась мать, подвергся жестокому обращению со стороны медсестры. Чтобы он не мешал работать, малышу заклеили рот пластырем. А американка решила усыновить несчастного ребенка.

Почему в России все больше отказных детей? Как живут и как умирают жертвы материнского приговора? Корреспондент НТВ Андрей Шилов разбирался в ситуации.

Светлана Покровская, завотделением новорожденных роддома Иркутска: «Веру родила мама, у которой уже есть двое детей. Папы нет, мужа нет, неполная семья. Женщина считает, что троих детей она не сможет ни воспитать, ни вырастить. Год только начался, а у нас уже пять детей отказных».

Такой материнский капитал — не только в Иркутске, в каждом российском городе. Это «дети, оставшиеся без попечения родителей». Отказаться от младенца — заполнить бланк, что «согласен на его усыновление» другими.

Если бы всех отказных сразу усыновляли… Ничейных из роддома переводят в больницу (на медпроверку), и за месяц должны устроить в Дом ребенка — это такие ясли для отказничков.

Нина Кузнецова, неонатолог отделения патологии новорожденных Ивано-Матрёнинской больницы Иркутска: «Эти правила не соблюдаются. Были случаи — и до 8 месяцев дети находились здесь, то есть мы дожидались даже первых зубов у детей».

Ни гулять, ни «на ручки» в больнице не устроишь, покормить бы. На 10 младенцев полагается лишь одна медсестра.

Шокирующие фотографии из Екатеринбурга, где отказничку залепляли рот лейкопластырем, спровоцировали уголовное дело и отстранение медсестры от работы. Но, скорее всего, ее не уволят, ведь работать некому.

И для живых отказничков денег немного, а что говорить об умерших? Их могилы с недолговечными табличками есть почти на каждом городском кладбище. Родители, отказавшись от ребенка, не имеют права узнавать, что с ним, жив ли. И не особенно хотят.

В России ежегодно появляется 130 тысяч сирот, в основном социальных — то есть сирот при живых родителях, которым ребенок не нужен. Две трети отказничков берут в семьи, треть остается у государства.

Теория маминых дел: частная инициатива и Интернет породили самую массовую в России помощь отказничкам — сбор и доставку игрушек, кроваток, средств гигиены и памперсов.

Мария Сартлян, главврач Дома ребенка г. Подольска: «Все эти игрушки — это инициатива частных лиц. Часы — тоже важно для развития ребенка. Потом манежи, их нигде не продают».

Где-то по-советски туго пеленают, где-то одевают свободно — но от помощи не отказываются нигде. Все зависит от местного руководства: в Екатеринбурге даже принимают волонтеров на работу нянями, им только медицинские справки принести надо.

Француженка Жаклин Сулиман, приехавшая на Урал с мужем-бизнесменом, по-русски не говорит, но на бесплатную ставку — четыре дня в неделю — берут и без языка.

Жаклин Сулиман, волонтер: «Да, я говорю по-французски, но это не имеет значения — ведь все дети говорят на одном языке».

Другие мамы-энтузиасты убеждают горе-мам не отказываться от ребенка, помогают деньгами, вещами.

Лариса Лазарева, руководитель общественной организации «Аистенок»: «Я обычно не уговариваю, я просто выслушиваю, смотрю чем можно помочь, разговариваю с семьей данной женщины»

В Екатеринбурге за год помогли двум десяткам человек, удержав вместе мать и дитя. После отказа, даже временного, матери стыдно показывать лицо. «Я жалею,что сначала написала. Солнце у нас на всех одно!» — говорит она.

Мамы и даже редкий папа с сайта «Отказники» на планерке в московском кафе. Это интернет-сообщество регистрируется сейчас как благотворительный фонд. Проще станет помогать детям, проще будет и искать им новых родителей.

Надежда Давыдова, благотворительный фонд «Отказники»: «Нужно создавать систему более эффективной работы по усыновлению этих детей. Зачастую в больницах лежат новорожденные, которые потенциально как раз наиболее интересны усыновителям. Дело в том, что их ищут, их хотели бы усыновить, но о них не знают».

Отказника для усыновления ищут по государственной базе данных — выбирая как продукты в интернет-магазине. Или берут «что есть» (обычно больных).

Ольга Орлова, главврач детской горбольницы г. Подольска: «У нас брали двух детей из ВИЧ-контактов. Одна мама лежала со своим 8-месячным ребенком, и увидела мальчика в коридоре. Ванечку взяли четвертым ребенком в приемную семью».

Новые мама и папа нашли Софию в серпуховском Доме ребенка под Москвой. Девочка с синдромом Дауна в три года весила 5200. Наталья и Михаил взяли ее третьей — к своим двоим.

Наталья Стегний: «Очень многие люди хотели бы усыновить ребенка, но они боятся как раз государственных структур, которые не помогают, а мешают. И люди зачастую все бросают, потому что они заняты на работе и им очень сложно все это сделать».

Двухмесячная беготня приемных родителей по госвертикалям закончилась как раз к Новому году. Имя Софии стерли из Федерального банка данных для усыновления. Но отказываться от детей в России не перестанут. И в 2007 году в этот банк, скорее всего, добавят еще 130 тысяч маленьких человечков.