Российская премьера фильма Квентина Тарантино «Однажды в… Голливуде»

«Однажды… в Голливуде» — уже девятая работа Тарантино. На этот раз признанный мастер спагетти-вестернов решил рассказать зрителям историю о Лос-Анджелесе накануне убийства актрисы Шэрон Тейт сектой Чарльза Мэнсона. Сам режиссер не раз характеризовал ленту как признание в любви Голливуду своего детства.

На главные роли Тарантино удалось заполучить двух признанных звезд — Брэда Питта и Леонардо Ди Каприо, которые, кстати, впервые встретились в кадре. А компанию им составила роковая красотка Марго Робби.

Лента получилась умной, многослойной и, разумеется, чертовски остроумной, хотя и несколько нехарактерной для Тарантино. Впрочем, поклонники легко простили режиссеру некоторое «взросление». Это подтверждают цифры.

Уже на старте картина демонстрирует рекордные сборы и имеет все шансы стать самой кассовой в карьере режиссера. Особенно учитывая, что, как ранее заявлял Тарантино, следующий — десятый — фильм может стать последним в его карьере.

А вот Канны встретили ленту прохладно. «Однажды… в Голливуде» не сумел завоевать сердца критиков. Единственную награду получил сыгравший в фильме пес Брэнди — ему преподнесли ошейник с надписью Palm Dog.

Знакомить россиян со «старым Голливудом» Тарантино прилетел лично. Журналисты, которые просто не могли пропустить такое событие, пришли на встречу с мастером не с пустыми руками. Тарантино презентовали коробку подмосковного сыра. Он, кажется, подарок оценил.

Вопросов к режиссеру у собравшихся возникло немало. Не обошлось и без обсуждения русского кино. Тарантино признался, что в детстве очень любил советский фильм «Человек-амфибия», снятый еще в 1961 году по книге Александра Беляева.

Квентин Тарантино: «Если бы мне пришлось делать фильм о маленьком Квентине, живущем в 1969 году или 1970-х, был бы один российский фильм, о котором он знал. „Человек-амфибия“. Я включал 9-й канал в Лос-Анджелесе, и в начале 1970-х его показывали очень часто. Тогда я с удовольствием смотрел его. Я его обожал, хоть и не знал, что он русский».

В российской столице Тарантино не только представил свой фильм, но и осмотрел достопримечательности. Режиссер побывал в Государственном историко-культурном музее-заповеднике «Московский Кремль». А экскурсоводом выступил сам министр культуры Владимир Мединский.

«Что нужно сделать, чтобы быть похороненным в Кремле или хотя бы рядом с Кремлем?» — поинтересовался режиссер. Ему объяснили, что для этого нужно быть как минимум членом царской семьи.

Мединский, кстати, тоже не оставил режиссера без подарка — преподнес ему копию первого издания книги стихов Бориса Пастернака «Близнец в тучах». Известно, что Тарантино является большим поклонником его творчества и в 2004 году даже побывал на могиле поэта в Переделкине.

Корреспонденту НТВ Валерии Алёхиной удалось задать Квентину Тарантино несколько вопросов.

Режиссер неоднократно заявлял, что намерен завершить карьеру после выхода 10-го фильма. Но буквально несколько дней назад СМИ сообщили: «Однажды в… Голливуде» — 9-я лента мастера — может стать последней! В интервью НТВ Тарантино успокоил поклонников.

Квентин Тарантино: «Если я придумаю хороший сюжет, то обязательно сниму. Я хочу снять 10 фильмов, а это мой девятый».

Он также признался, что рад приезду в Москву. «Здорово быть здесь, видеть реакцию людей», — отметил режиссер.

Дата премьеры в России выбрана совсем не случайно. Именно в этот день 50 лет назад случилось то, что перевернуло жизнь не только Лос-Анджелеса, но и всей Америки. Кровавая бойня, организованная Чарльзом Мэнсоном.

Мэнсон — один из наиболее известных американских преступников XX века. В 1968 году он стал лидером религиозной секты «Семья». В узком кругу пропагандировались безумные идеи о грядущей расовой войне, проводились наркотические секс-оргии, а также дьявольские обряды, во время которых сектанты резали животных и пили их кровь.

8 августа 1969 года Мэнсон и три его сообщницы зверски убили жену режиссера Романа Полански, актрису Шэрон Тейт, которая находилась на девятом месяце беременности, и четырех ее знакомых. Считается, что в общей сложности «Семья» причастна к 35 расправам.

Мэнсона приговорили к высшей мере наказания, но в 1972 году, после введения в штате Калифорния моратория на смертную казнь, приговор был заменен пожизненным заключением. Мэнсон умер в тюрьме 19 ноября 2017 года в возрасте 83 лет.

Имя Мэнсона стало нарицательным в американской массовой культуре, оно означает бессмысленную, нечеловеческую жестокость.

Обозреватель НТВ Владимир Чернышёв одним из первых увидел новое творение великого Тарантино и поделился впечатлениями.

За Марго Робби наблюдать одно удовольствие. Даже если она в полумраке зала — только глаза блестят счастьем — смотрит фильм, забыв о попкорне. И да — ничто не помешает очарованию, даже когда она захрапит в кадре с отвисшей во сне челюстью, как другие героини. Видимо, что-то хорошее снится.

Марго Робби играет роль Шэрон Тейт. И если есть больший саспенс для сюжета, то это показывать счастливую в беременности Шэрон Тейт накануне события, положившего конец ее жизни и незамутненной сказке Голливуда. Тарантино — великий провокатор, говоривший, что в его фильмах не кровь заливает экран, а всего лишь клюквенный сок, — в данном случае взял за основу историю, где клюквенным соком не отделаться: ужас и боль вошли в реальность из статьи «Шэрон Тейт» в «Википедии» и уничтожили иллюзии. И если Голливуд — это демиург иллюзий, то Чарли Мэнсон, возникающий двумя репликами в кадре («Терри здесь больше не живет?»), — разрушитель Голливуда и всех его сладких грез.

Для Тарантино мир кино — обитель истины, счастья, жизни и абсолюта, как небеса для монаха. И упомянув в названии Голливуд, он отправляет зрителя в эту свою обитель, где есть и рай, и ад с его кругами, отправляет в надежде, что чистилище еще возможно.

Марго Робби ходит по Голливуду в сексуальной мини-юбке и входит в полумрак кинозала, как в воды Стикса, чтобы остаться вне времени на целлулоидной проекции, над которой весело хохочут зрители: Шэрон Тейт смотрит комедию со своим участием в городском кинотеатре. Марго и Шэрон мало похожи друг на друга — у Шэрон в ее ролях более жесткий взгляд, а Марго добреет влажными от слез глазами и завораживает нежной улыбкой — допустим на секунду, что и Шэрон была такой. Быть может, стала бы менее приветливой и сексуальной в старости, но ведь не стала, оставшись навеки в 1969-м, ослепительно красивой и чуть холодной блондинкой.

И если целлулоид в кинозале дает не иллюзию, а истинное счастье, то съемочная площадка дает муки — если не муки ада, то испытания чистилища. И несчастный герой Ди Каприо в этих истязаниях на глазах перерождается — даже прическу меняет. Из звезды в ноунейма, а потом в человека и даже в супергероя — что-то среднее между Дэдпулом и Человеком-Пауком (Тарантино просил без спойлеров, но здесь не спойлер, а констатация драматургического развития персонажа).

Герои фильма — актеры. И их жизнь — это их роли. Нет ролей — нет жизни. Тарантино не первый год в кино и все про них знает. Актер растворяется в ролях, часто теряя свою настоящую личность. Дублер актера — это вообще даже не личность, а дублер дублера — Брэд Питт в печальном взгляде на Ди Каприо в первой же сцене все говорит за своего персонажа. Это тень тени, когда герой Ди Каприо просит водить его машину, дублер пользуется этим, перемигиваясь с симпатичной девушкой на обочине.

— Ты актер? — спросит она.
— Каскадер, — честно ответит Брэд.
— Хочешь, отсосу? — спросит девушка.

Каскадер замнется на секунду и попросит свидетельство о совершеннолетии.

Тарантино сталкивает иллюзии — к середине фильма окончательно понимаешь, что это фантомы бродят по экрану, существа, возникшие из мечты о мире, где простой каскадер может побить в перерыве съемок самого Брюса Ли (наказать за понты — фантомная мечта любого подростка, а Тарантино и его герои и есть вечные подростки). В финале, о котором Тарантино просил журналистов до проката не говорить, но который вскоре станет предметом обсуждения в классических книгах о кино, эта перестройка неудачного прошлого в сознании подростка достигнет апогея.

Это как герой Ди Каприо, когда забывает текст роли на съемке, клянет себя в трейлере: как я мог? Какой позор! И в его воображаемой исправленной фантазиями жизни возникает наверняка правильный ход событий — роль без запинки и всеобщее восхищение.

Девятый фильм Тарантино многих оставляет в недоумении. От автора ждут изобретательности диалогов, жесткости персонажей, негуманистической крови — клюквенного сока в кадре. Фирменные гэги «Криминального чтива» были хороши (« — Чей это мотоцикл? — Это чоппер, детка! — Чей это чоппер? — Зеда. — А кто такой Зед? — Зед мертв, детка. Зед мертв…»), но Тарантино не нанимался навеки писать забавные гэги, как не нанимался герой Ди Каприо вечно играть ковбоя в сериале, и не нанимался герой Брэда Питта быть его вечным дублером. Или как у Шэрон Тейт не получилось навеки быть их соседкой.

Ближе к концу понимаешь, что смотришь самый личный фильм Тарантино. Насколько может быть личным высказывание режиссера, всегда скрывавшегося за постмодернистской маской иронии, как герой Ди Каприо прячется за маской в рекламе, пожевывая жвачку (его представление о том, какие представления у зрителя о настоящем мачо). И когда ты вдруг понимаешь, что чуть занудное растянутое начало втягивает тебя в этот экранный мир, как в воронку, ты сам недоумеваешь: что в этой банальной истории с прочитанной в «Википедии» развязкой тебя держит? Ожидание беснования банды Мэнсона? Но вот почти три часа фильма прошли, а бандиты все не идут на дело.

Вместо этого мы видим, как герой Брэда Питта одной левой уделывает самого Брюса Ли, а герой Ди Каприо женится на итальянской актрисе в своем турне по съемочным площадкам спагетти-вестернов. Жены, кстати, отдельная тема для недавно женившегося Тарантино — итальянка храпит в самолете и получает всего несколько реплик на итальянском без перевода, а жена героя Брэда Питта вообще возникает флешбэком секунд на 10, чтобы поставить точку в описании архетипов семейных конфликтов. Тарантино, словно античный драматург, несколькими репликами рисует вечный и всеми узнаваемый конфликт и бросает его, чтобы развивать неспешное действие дальше.

И вот ты смотришь на это, на узнаваемых героев, на воссозданную с пугающей достоверностью реальность 1969-го, на эту жару, которая будто льется в зал из кадра, чувствуешь запах опилок на ранчо, где живет «Семья» Мэнсона, и начинаешь понимать, что насилие неотвратимо, как закат карьеры в Голливуде, как смерть юношеских иллюзий, как гибель империй. Как смерть, наконец.

Как неотвратим конец любого фильма.

И если Тарантино всю жизнь игрался с кино, как с конструктором LEGO, то, повзрослев и наигравшись, он попытался сконструировать жизнь, но сила жизни, заложенная Главным Режиссером, все равно ведет к смерти, и здесь уже за клюквенным соком не спрятаться. И сколько режиссер ни чувствует себя Богом по отношению к своим героям, они тоже живут по законам, созданным от начала веков. Вытащив ножи, ребята Мэнсона рано или поздно пойдут по Голливудским холмам. Роман Полански улетит в Европу, чтобы вернуться потом домой в реальный ужас из собственного фильма «Ребенок Розмари», на гонорар с которого он и купил дом, в котором жил с Шэрон Тейт.

Спагетти-вестерны станут культовыми. Актер рано или поздно расстанется со своим каскадером. «Это не он слепой, это ты!» — крикнет девушка с ранчо Мэнсона вслед герою Брэда Питта. Реплика вполне положительного персонажа — любой другой на месте Тарантино вложил бы ее в уста сценарному резонеру, настоящее поучение и морализаторство. Герой не видит света, и ему на него указывают. Но у Тарантино все перевернуто — к моменту сцены на ранчо подготовленный зритель (читавший «Википедию») знает, что света здесь нет нигде. Зритель ведь знает, чем все закончится. Сериал, в котором снимался герой Ди Каприо, безнадежно устареет, Голливуд превратится в филиал Диснейленда и компьютерных игрушек, Стив Маккуин, возникающий в сцене на вечеринке, умрет в 50 лет, Брюс Ли скончается в 32 года, доживут ли до наших дней герои Ди Каприо и Питта — неизвестно, но, судя по их образу жизни и перманентной депрессии, — вряд ли.

Точно выживет Роман Полански, недавно снявший очередной фильм и объявивший о начале работы над новым проектом, но Полански в фильме представлен совсем уж призраком — в три четверти затылка, франт с длинными волосами, периодически увозящий красавицу-блондинку в голливудскую даль на кабриолете. Итак, единственный живущий ныне персонаж фильма — наименее реален и растворяется в иллюзиях.

Зато его жена в исполнении Марго Робби — сама жизнь. Большую часть фильма не влияя никак на развитие сюжета, она улыбается, поглаживает беременный животик и танцует так жизнерадостно, что кажется невозможной параллельная депрессия главного героя — на этих солнечных холмах, в мире ярких афиш и уютных трейлеров. Нам бы их проблемы, как говорится.

Но мы же знаем, что банда Мэнсона рядом. Брэд Питт побил самого Брюса Ли, но вот когда он посещает зловещее ранчо, за него реально страшно. Реальное зло в солнечной улыбке девушки с обочины, в колючих взглядах ее «сестер» — стандартный саспенс, столкновение героя с жутью. В этот момент тщетно гонишь от себя мысль, что Тарантино исписался и играет в банальность. Он же любит препарировать «Криминальное чтиво» и спагетти-вестерны. Но этот момент быстро проходит, как проходит время, жизнь и кино. В финале, о котором до премьеры нельзя говорить, все встает на места.

Пройдя через восемь фильмов, Тарантино убедился (и в девятом о том поведал): миром правит зло, реальное, банальное, как кухонный нож в руках психопата. Каким бы ты милым ни был, и пусть твоя главная трагедия — забытый текст и непродленный контракт, — ты не скроешься от него за декорациями съемочных павильонов. Но если бы Тарантино только это нам констатировал, мы бы пожали плечами, поаплодировали паре удачных диалогов и разошлись бы после сеанса, выбросив на выходе из зала пустую коробку из-под попкорна.

Мир во зле лежит — ну да, читал автор Достоевского. И что с того? А Тарантино не интересует, что мы скажем о его сценарии. Его, похоже, даже не интересует, что мы скажем о фильме. Он делает то, что редкий художник осмеливается сделать, — он ставит точку в своем творчестве. После «Однажды… в Голливуде» понятие «тарантиновское кино» заканчивает свою историю. Потому что в финале ты понимаешь, что клюквенный сок, чоппер Зета, окровавленная невеста, бешеные японки с острыми предметами, пули, пролетающие мимо Сэмюэла Джексона, танец Винсента Веги и жены Марселоса Уоллеса, сожженный Гитлер, перепутанные маски омерзительной восьмерки, фейковое письмо Линкольна в руках умирающего охотника за головами, бегство Джанго — это же и есть великие иллюзии! Мы всегда видим во сне что-то подобное, на грани бреда, но прочнейшим образом связанное с реальностью. Наши мечты, страхи, заново пережитые события — порой побег от реальности во сне выглядит еще более катастрофическим, но ведь это всего лишь сон, в котором спасаешься… Это и есть почти религиозный мотив спасения в прекрасной иллюзии, которая может быть правдой, но доказать это уже невозможно…

И вот теперь, осознав финальные события «Однажды… в Голливуде», пройдясь неспешно вместе с героем вдоль ночных особняков, мы вдруг отчетливо понимаем, что Тарантино девять фильмов подряд погружает нас в сновидение, которое оттого и потрясает реалистичностью, что всего лишь сон. И если сам Тарантино убегает в кино, как в храм, то нас он призывает убежать в сон. Реальность настолько безысходна и страшна, что залитые кровью полы в сновидениях выглядят привлекательнее. Жизнь есть сон — давний тезис художников и философов — Тарантино выводит на новый уровень.

Сон, как и кино, заканчивается. Пробуждение не приведет нас к титрам или сценам после титров. Пробуждение напомнит нам, что в реальном мире декорации, в которых мы играем, в отличие от кино, ничего не стоят. Как и наша жизнь. И если есть в нас душа, то она в наших искренних грезах, где мы настоящие, где наш гнев и наша любовь равнозначны, как равнозначны добро и зло, а слезы высыхают с будильником.

И когда мы это поймем однажды — в Голливуде ли или в Бутове, — наша жизнь не будет прежней, как и жизнь Голливуда после ночи 8 августа 1969 года.