Писатель с самиздатовской судьбой

На минувшей неделе несколько стран отметили юбилей Сергея Довлатова. Его вспоминали в Петербурге и Таллине, Сыктывкаре и Нью-Йорке, в Пушкинских Горах и в Вене. Вспоминали писателя с удивительной судьбой, чье творчество при жизни было принято только самиздатом и эмиграцией.

Он жил в России, уехал в Австрию, а умер в Америке совсем молодым. Отец пережил его на пять, а мать на девять лет. Если бы Довлатов не уехал на Запад, он вряд ли смог бы понять это мир.

Сергей Довлатов, писатель: «Если бы я не обладал этим двойным опытом, я просто не представляю себе, как бы я мог социально, экономически, культурно функционировать. Я не способен уже вернуться даже силой воображения на тот уровень понимания жизни, знания жизни, представления о жизни, в котором я пребывал десять или десять с половиной лет назад. Если же все-таки такое усилие сделать довольно вздорное, то, наверное, я бы принадлежал к тому большинству советского общества, которое откликнулось на идеи гласности с таким энтузиазмом, с такой надеждой и с таким эйфорическим порывом».

А теперь с эйфорическим порывом мы все наслаждаемся творчеством человека, который при жизни был признан немногими, а после смерти — всеми.

Нина Аловерт, фотограф: «Первая фотография, которую я cделала в 1979 году. Она на черном фоне. Он, Довлатов, впервые выступал перед русской аудиторией, читал свои будущие „Соло на ундервуде“. И так мы с ним тут и познакомились. И тут я его первый раз снимала, это буквально первая фотография. И он говорит: „А это кто такая?“»

Андрей Арьев, главный редактор журнала «Звезда»: «„О, если б мог в один конверт// Вложить я чувства, ум и страсти,// И отослать его на счастье// Милейшей Нине Аловерт.// Тогда бы дрогнул старый мир// И начался всеобщий кир!“ 15 ноября 1979 года, Нью-Йорк. С.Д.

В Нью-Йорке эти несколько людей — Вайль, Генис, Нина Аловерт, Наташа Шарымова — тоже из Ленинграда, создали газету „Новый Американец“, в которой Серёжа доблестно сражался за место под солнцем. Сражаться было трудно, потому что они же ничего не понимали: ни в экономике, ни в чем».

Валерий Попов, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга: «Казалось, что он на тот свет уезжает, или мы на том свете. Неизвестно. То есть ясно было, что в жизни не встретимся. Такова была суровость границ, что явно было: не увидимся.

И вдруг что-то начало доходить. Время менялось. Шептались сначала, что Серёга написал. Значит, сначала он прислал гаечный ключ как проверку: не посадят ли за ключ вредительский. Вдруг уже за любую посылку у нас сажают. Но за ключ не посадили. А потом уже стали приходить книги. И мы поняли, что — да. За такие книги надо награждать, а не сажать.

Письма я, к сожалению, куда-то распатронил, а фотография осталась, которую он мне прислал в одном из последних писем. Тут его рукой написано: „Вот какие мы мрачные на самом-то деле“. Он был более мрачный и требовательный человек, к жизни и к себе. И это оказалось правильно. Чем человек мрачнее, тем он больше добивается. Он никогда не бывает доволен. Он всегда тачает и тачает».

Жанна Телевицкая, хранитель выставочных залов музея Ахматовой в Фонтанном доме: «Даже когда мы делали выставку, все время нам мешала его такая ирония и самоирония. Понятно, что слово юбилей и рассказ „Юбилейный мальчик“… Он сам смеялся. И с иронией, сарказмом относился к любым проявлениям пафоса, какой-то ложной патетики.

И сейчас совсем близко к открытию Лена передала нам вот эти замечательные, пусть очень маленькие, но очень забавные вещи. Это зажигалка, брелок с ножницами (явно человек любил какие-то многофункциональные вещи) и такой дико ржавый ножик. Открыть им невозможно. Ржавое все, включая даже штопор. Понятно, что пользовались, видимо, им не раз».

Эра Коробова, искусствовед: «По-разному воспринимают Довлатова. Одни думают: какой забавный и веселый. Это такая же история, как с Гашеком. На самом же деле, это все очень грустные вещи. Так же, как и с Зощенко. И вот такая односторонность печальна. Мне кажется, эти его автопортреты открывают нам другого Довлатова. Довлатова — автора, а не Довлатова- персонажа».

Нина Аловерт, фотограф: «Эта самая последняя фотография. Я уезжала в Россию первый раз и снимала специально Довлатова на улице, для друзей здесь. Чтобы привезти. Это моя единственная цветная фотография. А как может быть счастлив писатель? Только когда он получает признание, когда он может увидеть свои книги изданными. А это произошло только в Америке. Никакого другого счастья у писателя быть не может».