Немцы решились вспомнить ужасы Сталинграда

В Германии впервые решились пристально взглянуть на Сталинградскую битву — и показать ее. В дрезденском музее Бундесвера открылась выставка, посвященная одному из главных и самых тяжелых сражений Второй мировой.

Корреспондент НТВ Константин Гольденцвайг — о том, как сейчас видят Сталинград немецкие историки и как 70 лет назад видели немецкие солдаты.

Весь ужас Сталинградской битвы, лишившей жизни с обеих сторон свыше двух миллионов человек, едва ли смогут передать какие-либо музейные залы. Но в дрезденском Музее Бундесвера к 70-летию со дня ее окончания этот ужас попытались — впервые за всю послевоенную историю Германии — воспроизвести в деталях.

Для российского зрителя интересно, какими глазами глядели на самую страшную битву Второй мировой немецкие солдаты, окруженные в сталинградском котле. Один из таких взглядов — легендарный рисунок военного врача Курта Ройбера, написанный им на обороте советской географической карты. Это изображение Богоматери, которую накануне нового 1943 года молил о спасении жизни медик и бывший священник. Сегодня этот рисунок — освященная икона, оригинал которой висит в церкви Берлина, а копия — в Волгограде.

Бернд Вегнер, профессор истории Академии Бундесвера: «Сталинград, пожалуй, единственная битва Второй мировой, при упоминании которой и сегодня вздрогнет всякий немец. И реакция будет однозначной: это сражение для нас — символ безумия войны, ее бессмысленности».

Устроители выставки в Дрездене не пытаются обелить ни Вермахт, ни его солдат — скорее, показать их повседневную жизнь под Сталинградом. Лето 42-го: немецкие офицеры снабжаются, по советским меркам, просто роскошно: стеклянная посуда, фарфор, радиоприемники. Родина пускай и находится от них в трех тысячах километрах, для фронта и для победы воистину не жалеет ничего.

Но это — безбедное лето 1942 года, а затем пришла зима. Вероятно, главное для немецких ветеранов воспоминание о ней — одна из множества солдатских ног, ампутированных из-за обморожения. Но при этом солдаты не оставляют попыток соблюдать заведенный немецкий порядок — на Рождество кое-где на фронте наряжают даже елки.

Йенс Венер, куратор выставки: «А это, видите, щепотка травы из русской степи. Запах, писали солдаты, очень сильный, но не то, чтоб неприятный. Иные вкладывали ее в свои письма, чтобы родные в Германии смогли почуять, чем пахнет Сталинград».

Предбоевые будни жителей Сталинграда, от которого вскоре, как и от Дрездена, не останется ничего, здесь тоже переданы с щемящей точностью. Например, выставлена старенькая пластинка с песней «Зимняя дорога» на стихи Пушкина. Семья, которой она принадлежала, перед эвакуацией спрятала грампластинку от немцев, закопав ее в земле, чтобы вернувшись в разрушенный город, вновь услышать любимые строки.

Рядом — личные вещи генералов Паулюса и Гелена. Оба сражались под Сталинградом, но как раз по-разному сложились их судьбы! Один, попав в советский плен, годы спустя помогал Москве создавать армию ГДР. Другой, обогатившись на восточном фронте, уникальными знаниями о противнике, после войны выстраивал западногерманские спецслужбы. Но и эта вражда позади: ведь большую часть экспонатов немцам предоставили музеи Волгограда и Петербурга. Правда, в одном вопросе российские музейщики с германскими и поныне расходятся — чем была Сталинградская битва для Второй мировой?

Йенс Венер: «То, что Сталинградская битва определила исход всей войны, — для современных историков Германии скорее миф, ковавшийся пропагандой во время и после войны. Эта битва, безусловно, важна, но не так, например, как сражение под Москвой».

Алексей Васин, директор музея-заповедника «Сталинградская битва»: «Категорически не соглашусь с этим заключением. Я даже не буду брать какие-то стратегические вопросы. Вот просто возьмите масштаб потерь: вермахт потерял почти треть своих вооруженных сил в Сталинграде. И это единственная битва, после которой в Германии был объявлен траур. Я не ставлю целью принизить роль битвы под Москвой, это важнейший психологический фактор. Но Сталинград — это перелом позвоночника».

Но как бы ни оценивать военное значение Сталинграда, выставку о нем в Дрездене в любом случае не назовешь военной. И сам современный Музей Бундесвера, перестроенный в прошлом году на месте прусского гарнизона до неузнаваемости, в его нынешнем виде скорее покажется антимилитаристским. Не о былых поражениях и победах, а о чувстве вины — и о ранах, буквально вклинившихся в память.