Дети «Исламского государства»: что ждет беженцев из лагеря Аль-Холь

23.06.2019, 15:09

Видеосюжет: Анатолий Майоров
Видео программы «Итоги недели»

Корреспондент НТВ Анатолий Майоров стал первым российским журналистом, который побывал в самом закрытом из лагерей беженцев — Аль-Холь на границе Сирии и Ирака. Там содержат только женщин и детей, доставленных из зоны боевых действий в Сирии, где они были членами семей террористов. И там — наши граждане. Властям придется решать, что ответить на просьбы вернуть их домой.

Детей, попавших в Аль-Холь, ранее готовили к жизни в халифате. Куда на самом деле их увезли родители, многие до сих пор не знали. Одна из живущих в лагере девочек говорит, что ее отец «стал шахидом». Она не появляется на людях без никаба и тем более не берет от неверных сладости. В лагере Аль-Холь их продают на рынке, здесь же — бытовая техника, продукты, даже краска для волос. Два дня назад одна из экстремисток зарезала охранника. Сейчас контроль усилен, но дети боевиков запрещенной в России организации ИГИЛ все еще могут ходить сюда без пропуска. Лагерь существует по принципу любого города: есть жилые кварталы, больничный квартал, есть рынок.

Самая длинная и большая улица — рыночная. Продавцы из ближайших курдских городков торгуют с накруткой в 100%. Любимые покупатели — женщины из европейского квартала. У них всегда есть деньги и их легко узнать в толпе: жен иностранных террористов на шопинг водят под конвоем. Их сектор отделен от арабского тремя постами, здесь находили подземные тоннели и самые жесткие облавы тоже проводились в этом месте.

Сотрудники НТВ — первые журналисты из России, которые оказались в пятом секторе Аль-Холя. Нелегальный по местным меркам разговор между палатками в любой момент может закончится печально, но женам халифата уже нечего терять. Ингушетия, Дагестан, Чечня, Крым, Оренбург, Владикавказ, Волгоград, Москва — полного списка регионов нет ни у кого. Никто не знает точно, сколько в Аль-Холе россиян. Но если их данные верны и считать нужно от трех тысяч, группа — одна из самых многочисленных. Иностранцев в лагере — 11 тысяч человек.

Марина: «Я приехала за детьми, так и осталась. Все четыре года искала дорогу и не могла уехать».

Марина хотела к маме в Волгоград, но родила в ИГИЛ дочь Хавсу уже от другого мужа. Жили в Ракке, Дейр-эз-Зоре, Маятдине, последнее вольное пристанище — палаточный городок Багуз. С тремя детьми она выходила оттуда наудачу, между бомбовых воронок американской авиации. Так повезло немногим.

Медсестра по образованию Зейнаб переоборудовала свою палатку в госпиталь: сын ранен, пуля в спину, хотя говорит, что не воевал. Обезболивающих нет, каждую четверть часа — новый приступ. От отца из Дагестана мать обманом увезла его в 11 лет. Обещала море, а привезла в пустыню, в ИГИЛ — с арабской школой и стрельбами вместо физкультуры.

Зейнаб: «Сражаться как всегда учили там. Не сражаться, а автомат собирать-разбирать. Давали детям пострелять. Я сожгла его и свой паспорт, а российский паспорт у мамы дома. Мама думала, что я вышла замуж и еду в Турцию».

Свадебный джихад — те случаи, когда женщины со всего мира бросали своих мужей на родине и ехали в халифат к новому любимому, познакомившись с ним по переписке в Интернете. И уже в Сирии или в Ираке любимый объявлял, что у него уже есть жены и предлагал стать второй, третьей или четвертой. Если иностранка не соглашалась, ее отдавали другу или другу друга. В итоге — трое-четверо мужей за короткий срок существования халифата. Здесь это нормально.

Перед призывом на вечернюю молитву муэдзин Аль-Холя опять зачитывает объявление: в арабском секторе ребенку нужна кровь, вторая положительная, кто может — помогите. Местная больница, хоть и есть, но работает как центр психологической поддержки. «Как можем, так и лечим», — говорит невропатолог Фарс Хамуд.

Фарс Хамуд в лагере — самый ценный врач. И дело не в редком профиле невропатолога, а в знании и арабского и русского, который здесь считают языком международным. Объяснять людям, что лекарства нет, теперь его основной профиль. Когда поставки и случаются, медикаментов едва хватает на помощь самым беззащитным.

В Аль-Холе три приюта для детей-сирот. В самом крупном после падения Багуза живут сестры Таймия и Ясмина Шабановы, старшей — всего восемь. У них есть сводный брат, мать родила его уже в ИГИЛ. Всех троих в России ждет родной отец двух девочек — Чингиз Шабанов. Он пять лет не видел дочек — с тех пор, как жена сбежала с ними в Сирию к вербовщику по переписке. Потом он требовал 10 тысяч долларов якобы за безопасный коридор из окруженного Багуза, но весной погиб.

Чингиз Шабанов: «Мне очень жаль ее, потому что она загубила свою молодую жизнь, загубила жизнь наших детей. И таких случаев тысячи — столько детей! Не только наши российские, но дети всего мира не должны страдать».

Новости по теме

Читайте также