Евгений Евтушенко: больше, чем поэт

Евгения Евтушенко недолюбливали многие коллеги по цеху. В самолюбовании, в репродукции самого себя, если точно, его упрекал Бродский. Ему даже приписывают фразу «если Евтушенко против колхозов, то я — за». Но всё это разногласия творческие и личностные. В творческой среде коллеги — всегда еще и конкуренты. Быть может, не столь искушенные, как Бродский, ценители поэзии воспринимали стихи Евтушенко поверхностно. Но ведь нельзя же упрекнуть в этом тысячи и тысячи людей, которые до отказа забивали залы на выступлениях шестидесятников.

Последние идеалисты эпохи, тогда, во времена оттепели, шестидесятники заговорили таким проникновенно человеческим голосом, от которого за годы официозной социалистической литературы читатели уже отвыкли. Многие строки Евтушенко так укоренились в памяти, что всплывают в любой момент, хотя кто-то наверняка даже не знает, что это его строки.

Творческая судьба Евтушенко похожа на бесконечную лавировку между опасными рифами. Многим тогда приходилось делать ежедневный трудный выбор: как вдрызг не рассориться с властями, не сгинуть где-нибудь в психушке и хоть как-то печататься. И при этом лицо не потерять, и не спиться в муках совести. Из-под пера Евтушенко вышло немало строк, которые ласкали слух членов Политбюро. Сам поэт потом уверял, мол, не сдержал напора пропаганды.

Друзья не говорят «умер», говорят: он отошел в вечность. Отошел больше, чем поэт, меньше, чем поэт, — о таких вещах полагается судить потомкам, а не современникам. Хотя пора уже начинать, если ушел последний из знаменитых идеалистов эпохи, и страница истории с заголовком «шестидесятые» уже перевернута.