Личное дело маршала Жукова: об исторической сенсации — в эксклюзивном интервью НТВ

14.05.2016, 18:38

Видео программы «Акценты недели»

Неожиданный подарок ко Дню Победы получили российские историки. Комиссия по охране государственной тайны рассекретила материалы из личного дела маршала Жукова — человека, которому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне.

Исследователи называют это решение чудом, а открывшиеся документы — сенсацией. То, что ученые обнаружили в папке, — впечатляет. Это документы послевоенного периода. В них — обвинения маршала в попытке государственного переворота — якобы хотел распустить Компартию и арестовать своих соратников, а также сведения о якобы проживающем в Германии внебрачном сыне. То есть по сути — доносы и кляузы на Георгия Константиновича.

Документы открывают удивительное: человек-легенда, пользующийся большим авторитетом и влиянием, жил в тяжелейших условиях давления со стороны партийной номенклатуры. Подробнее об этих документах программа НТВ «Акценты недели» поговорила с тем, кто одним из первых изучил дело Жукова — с историком Леонидом Максименковым.

Ведущий: «Леонид Валентинович, расскажите, как к вам попало дело маршала Победы?»

Леонид Максименков: «По заданию редакции журнала „Огонёк“ я готовил серию публикаций к столетию революции 1917 года. Восстановить какие-то факты из биографии известных деятелей: Дзержинского, Фрунзе, Крупской, Чичерина. К сожалению, в архиве, куда это было передано по распоряжению президента Медведева еще пять лет назад, именно вот эти документы получить не удалось. По различным причинам. И тогда я натолкнулся в общем перечне вот этих личных дел наличное дело маршала Победы. Это больше десяти папок, разбросанных по разным тематическим разделам. И в обычном порядке, через требование, я заказал эти дела и получил их в читальном зале. Оказалось, в них очень много интересного.

Вот что такое личное дело? На каждого высшего руководителя в Советском Союзе в главном отделе кадров страны, которым был Центральный комитет партии, существовало такое личное дело, куда собирались все материалы, как в копилку. И биография, и автобиография, и передвижение по службе, ордена, медали, отпуска. Материальные вопросы какие-то, это все собиралось в одну папку. И хорошее, и плохое».

Ведущий: «Я так понимаю, и доносы были?»

Леонид Максименков: «Да, в том числе, которые имели, конечно, очень большую роль, я объясню почему. Например, у маршала Жукова есть несколько таких сигналов — компроматов, доносов. Все они относятся к 1954 году. Я должен сказать, что вот эти Жуковские папки… Хотя маршал был известен высшему руководству станы с конца 30-х годов — Монголия, Халкин-Гол, потом Финская война и Великая Отечественная. При Сталине он пострадал. Он был смещен с постов, фактически отправлен в ссылку, потом на Урал. И его личное дело открывается не 30-ми годами, а именно 53–54 годом, когда он, после смерти Сталина был возвращен на кремлевский олимп и стал первым заместителем, а затем министром обороны».

Ведущий: «Скажите, вы упоминаете о двух так называемых доносах. Один попал в руки Хрущёва, другой Маленкова, на тот момент председателя Совета министров. И ни тот ни другой этим бумагам хода не дали. Они убрали куда-то в резерв. Они ждали боялись или знали, что это вымысел полный?»

Леонид Максименков: «Ну, такова была природа вот этих личных дел. Это клалось в копилку, безотносительно того, правда это или нет. Выглядело правдоподобным, потому что один донос был получен по линии военной разведки из Франции, что Жуков готовит захват власти и свержение Коммунистической партии. Что интересно, в 1957 году, когда его снимают с поста министра и выводят из Президиума ЦК КПСС, на пленуме ЦК ему предъявляются именно эти обвинения.

А второй донос поступил из Восточной Германии от имени некой немецкой женщины, которая что-то сообщала о маршале личного порядка. Хода не дали, но положили в папку. То есть при любом моменте удобном это могло быть вынесено на свет божий и использовано в качестве серьезного аргумента для снятия человека. Но не только с Жуковым, такова была природа вообще всех этих личных дел. Всегда была обязательно вот эта ложка дегтя в бочке с медом, которая очень часто использовалась».

Ведущий: Неужели какая-то связь с женщиной из Восточной Германии могла повлиять на судьбу маршала?

Леонид Максименков: «Ну, в этом документе указывается ее адрес. Я проверил по Гуглу, дом существует в Дрездене. Это реальный адрес, но уже прошло сколько-то… почти 70 лет, так что историки при желании… В этом ценность этих всех личных дел. Уже прошло много лет, историки могут создавать и воссоздавать, восстанавливать новые версии биографий выдающихся людей».

Ведущий: «Там говорится о якобы рожденном внебрачном сыне?»

Леонид Максименков: «О рожденном сыне. Да, указывается возраст. И самое интересное, что доносов, конечно, писались миллионы. Но вот почему именно этот дошел до адресатов, был обсуждаем среди членов Политбюро и Президиума ЦК… Например, здесь указано, на этом доносе, что товарищ Хрущёв ознакомился, его помощник Шуйский. Другой помощник — заведующий Главной канцелярией ЦК Малин пишет: „Хранить в архиве Президиума ЦК“, т. е. хранить вечно. То есть этому придавалось значение государственной важности.

На многих документах отметок нет. Очень часто о документах из личного дела сам человек, чье это дело было, не знал. То же самое со свидетельством о здоровье. Они очень четко следили за состояние здоровья человека. И вот получается, что Жуков, став министром обороны, уже был очень больным человеком. Он постоянно просил какие-то отпуска, врачи требовали для него специальных условий. То есть это тоже один из моментов. В любой момент ему могли сказать: „Георгий Константинович, но вы же больны. Идите на пенсию, мы вам все обеспечим“. И это использовалось не только с ним, такие были нравы в то время».

Ведущий: «То есть это не какое-то особое отношение?»

Леонид Максименков: «Особого здесь нет. Особое у Жукова было вот то, что с ним сделали на Пленуме ЦК. И, конечно, его особый статус на пенсии. Его боялись. Его боялся Хрущёв и его боялся Брежнев».

Ведущий: «Кстати, вот о том, что боялись… Вы говорили о мемуарах Жукова, как их готовились публиковать?»

Леонид Максименков: «Да, разумеется. Боялись, вообще в Кремле боялись воспоминаний всех бывших людей. Все время были какие-то скандалы, все время КГБ следило за вождями на пенсии, все время сообщалось сначала Хрущёву, потом уже на самого Хрущёва, когда он начал вспоминать. О Жукове первые сигналы начали поступать в 1964 году, и они тоже откладывались в личных делах, что он очень вспоминает, вспоминает много, вспоминает по делу, не по делу. Но когда Хрущёва свергают, Жуков начинает это все записывать. Это все известно. Что не известно было до этого досье — то, на каком уровне это все контролировалось в Политбюро».

Ведущий: «А он же поддержал Хрущёва?»

Леонид Максименков: «Нет, Хрущев поддержал кого? Жуков поддержал Хрущёва, когда была борьба со сталинистами — с Маленковым, Молотовым. Хрущёв отвечает на это тем, что выводит Жукова из Президиума ЦК и отправляет его на пенсию. То есть вот такая была постоянна благодарность. Брежнев относился к Жукову намного лояльнее и лучше. Он его стал приглашать на приемы в Кремль, наградил Орденом Ленина к 70-летию. И позволил писать эти мемуары. Но Брежнев был не один, там было коллективное руководство. И вот каждый член Президиума ЦК получал экземпляр этих мемуаров и оставлял свои пометки. И такие пометки оставлялись в деле. Они шли из Москвы, с Украины. Потому что, например, украинцы хотели знать, что он будет писать об Украине или Великой Отечественной войне, как она происходила на территории этих республик. Из Грузии шли подробные заметки, потому что Сталин был грузином, и грузины хотели, чтобы Сталин был представлен соответствующим образом. И вот это все собиралось вместе, откладывалось».

Ведущий: «Жуков вносил эти коррективы?»

Леонид Максименков: «Да, в основном вносил. Но летом 1968 года создалась такая очень кризисная ситуация — мемуары оказались на Западе. И вот это тоже мы узнали впервые из этого личного дела — о том, какую роль сыграл Андропов в публикации мемуаров. Потому что Андропов фактически сказал: или мы их публикуем сейчас, или ситуация выходит у нас из-под контроля. Или издадут на Западе, мы уже не будем контролировать ни тексты, ни судьбу этих мемуаров.

Так что это было положительное в этой истории. И Агентство печати „Новости“ в тот момент…Председатель этого агентства Бурков также настоял, лично пошел к Брежневу и сказал, что мы должны публиковать это, иначе мы потеряем этот текст».

Ведущий: «А вот из вашей статьи следует, что смерть маршала была, если так можно выразиться, вполне обычной. Почему так много лет это держалось в секрете?»

Леонид Максименков: «Ну, держалось в секрете… держался в секрете диагноз. Вот опять-таки — этот документ, медицинское заключение. Ему почему-то дали гриф секретности „Особая папка“. Вот из-за этого грифа очень многие документы после развала Советского Союза 20–25 лет остаются на особом хранении, потому что формально вот этот гриф требует особой степени рассекреченности. Здесь ничего особого нет, но из этой подробной истории болезни и смерти маршала, подписанной академиком Чазовым, который был начальником кремлевского управления, выходит, что маршал особенно серьезно стал болеть в годы Брежнева. Значит, получался парадокс. Обычно такое не писалось. И у населения могли возникнуть вопросы и какие-то, может быть, ехидные комментарии, которые власть не хотела».

Ведущий: «То есть это не врачебная тайна?»

Леонид Максименков: «Это не врачебная, это, получалось, политический вопрос. И с Жуковым это происходило вплоть до решения о похоронах. Его дочь, Мария Георгиевна, это вспоминала, и были звонки от министра обороны Гречко, и она лично звонила Брежневу. Потому что она хотела похоронить отца согласно его устной воле, по православному обычаю на Новодевичьем кладбище. Но к тому времени был уже похоронен там Хрущёв, и создавался нездоровый ажиотаж на кладбище в связи с посещениями и так далее. Поэтому было решение похоронить в Кремлёвской стене.

Но там тоже момент был такой — деликатный. Площадь была закрыта на ремонт, перелицовывалась брусчатка, и тогда впервые вообще за всю историю Красной площади похороны проходили на специальной трибуне. Не на трибуне мавзолея, а трибуне сбоку. То есть это похоже на нынешнее празднование 9 Мая, когда руководство страны и гости стоят на трибуне и принимают парад с трибун, а не с трибуны мавзолея. Так что маршал и в этом смысле опередил свое время».

Ведущий: «К вам я обращусь как к историку. Насколько ваше представление о номенклатуре той советской, того времени, поменяли вот эти бумаги?»

Леонид Максименков: «Ну, общее-то, конечно, мы знали, что эти личные дела — это сборник и хорошего, и плохого, потому что все это использовалось для контроля над высшими руководителями страны со стороны других руководителей, то есть это был инструмент борьбы за власть. У Жукова интересно то, что это дело открывается его последним этапом биографии, когда он стал министром обороны, а сталинские документы как бы отсечены, то есть там еще могут быть какие-то секреты, но это, наверное, в других архивах хранится.

Самое ценное в этой подборке — это история с мемуарами, потому что главный памятник, который нам оставил Жуков, помимо его выдающейся роли в Великой Отечественной войне, это вот эти бессмертные мемуары. Беспрецедентные. В личном деле сохранено где-то около десяти томов черновиков, вариантов этих мемуаров, которые ждут своего академического издания. Это будет серьезный труд и, может быть, подарок к 75-летию Победы».

Полная версия интервью с историком Леонидом Максименковым доступна на нашем сайте уже сейчас, а в эфире НТВ ее можно увидеть в воскресенье, в программе «Акценты недели», начало — в 19:00.

Читайте также