Большая пресс-конференция: тезисы Путина

Самые яркие заявления Путина: видео

О нефти по 100 и по 38

Исходили из того, что средняя цена на «Брент», на нефть нашу, будет 100 долларов за баррель. Это было в начале 2014 года. Мы из этой цифры всё остальное считали: и макроэкономику, и доходы, и расходы, и поддержку социальной сферы, и поддержку экономики… Были вынуждены всё пересчитывать, потому что цена упала в два раза, не в какие‑то проценты, а в 2 раза: была 100 долларов за баррель, а стала 50. Мы посчитали бюджет следующего года как раз из этой цифры, это очень оптимистичная сегодня оценка — 50 долларов за баррель. Но сейчас сколько она уже — 38?

Да, конечно, после этого падения цен на наши основные энергоносители «поползли» все наши показатели… Вместе с тем, статистика показывает, что российская экономика кризис в целом миновала, пик, во всяком случае, кризиса. Не кризис, а пик кризиса.

О политике ЦБ

Я поддерживаю политику Центрального банка и правительства по обеспечению макроэкономической стабильности. Первое.
Второе. При всём желании понизить ставку (рефинансирования — Прим.ред.) это нельзя делать административным путём, надо исходить из реалий нашей экономики, из её структуры. Конечно, я часто слышу: а вот там, где‑то за бугром, там другие ставки, они более низкие. Конечно, там более низкие ставки. Так они специально это делают. Но там проблемы другие, и структура экономики совсем другая. У нас угроза инфляции, а там проблемы, возможно, дефляции, когда производитель производит, а продать не может. Вот в этом проблема.

А у нас совсем другая проблема. И нам нужно, для того чтобы понизить ставку, не цыкать на Центральный банк, как это делали в советское время и в плановой экономике, а помогать Центральному банку и Правительству подавлять инфляцию и снижать девальвационные риски и ожидания.

О доверии правительству

За достаточно большой промежуток времени моей работы, наверное, можно было заметить, что я: очень бережно отношусь а) к людям; и б) считаю, что кадровая чехарда, как правило (конечно, не всегда кадровые перемены являются негативными), не нужна, она мешает. И если что‑то у кого‑то не получается, за что я тоже несу ответственность, я считаю, что здесь есть и моя вина. Поэтому никаких изменений, существенных во всяком случае, не предвидится.

Мы вместе с правительством думаем о том, как совершенствовать структуру. Это правда. Как сделать работу правительства более эффективной на наиболее чувствительных направлениях в экономике, в социальной сфере. Такие планы есть, но они не носят какого‑то драматического характера, не связаны исключительно с персоналиями. Связано это с желанием совершенствовать работу этого важнейшего органа управления.

А что касается того, доволен или не доволен, в целом я считаю, что работа удовлетворительная. Конечно, можно и нужно работать лучше… Но в целом, повторяю, стратегически правительство делает нужные шаги и действует эффективно.

О конфликте с Турцией

Если бы это был несчастный случай (как мы потом слышали, турецкие власти вроде бы даже не знали, что это российский самолёт), тогда что делают в этих случаях? Сразу снимают трубку и объясняются друг с другом. Вместо этого сразу побежали в Брюссель, кричать: «Караул, нас обижают». Кто вас обижает? Мы кого‑то трогали там? Нет. Начали прикрываться НАТО. А это нужно для НАТО? Вроде бы выяснилось, что тоже нет.

…Они что, думали, что мы оттуда убежим, что ли? Нет, конечно, Россия — не та страна! Мы своё присутствие увеличили, количество боевой авиации увеличено. Там не было российской системы ПВО — теперь С-400 там стоит. Мы приводим в нормативное состояние систему ПВО Сирии, отремонтировали уже ранее поставленные системы ПВО «Бук», весьма эффективные. Если раньше Турция там ещё летала и постоянно нарушала воздушное пространство Сирии, теперь пускай полетают!

Вы спросили: «Может быть, там третья страна какая‑то есть?» Я намёк ваш понимаю. Мы этого не знаем. Но если кто‑то в турецком руководстве решил лизнуть американцев в одно место, — не знаю, правильно они поступили или нет. Во‑первых, не знаю, нужно это американцам или нет. Можно себе представить, что на каком‑то уровне были договорённости о том, что мы здесь «навернём» российский самолёт, а вы закройте глаза, что мы зайдём, так скажем, на территорию Ирака и оккупируем часть Ирака. Я не знаю, может быть, такой размен и был, нам это неизвестно. В любом случае они всех поставили в очень трудное положение…

Турецкий народ, о котором я говорил в Послании как о дружественном нам народе, и другие тюркоязычные народы — они как были нашими партнёрами и друзьями, так и остаются… С действующим турецким руководством, как показала практика, нам сложно договориться или практически невозможно… Поэтому на межгосударственном уровне я не вижу перспектив наладить отношения с турецким руководством.

Та ползучая исламизация, от которой бы Ататюрк, наверное, уже в гробу перевернулся, на нас отражается. Мы видим, фиксируем, что в Турции находятся боевики — выходцы, допустим, с Северного Кавказа. Мы много раз говорили нашим партнёрам: «Но мы же так не делаем в отношении Турции». Нет, они всё равно там сидят, лечатся, их охраняют. Потом они, используя безвизовый въезд, въезжают по турецким паспортам и растворяются, а мы должны вылавливать их потом либо на Кавказе, либо в наших городах-миллионниках.

О Сирии

Мы же давно сказали, что мы будем проводить удары авиацией и поддерживать наступательные движения сирийской армии. Мы и делаем это до тех пор, пока сирийская армия эти операции проводит…

Когда мы увидим, что процесс (внутрисирийского — Прим. ред.) сближения начался, начался политический процесс, и сама сирийская армия, сирийское руководство считает, что всё, надо прекратить стрелять и нужно начать договариваться (с оппозицией — Прим. ред.), — с этого момента мы не собираемся быть большими сирийцами, чем сами сирийцы. Зачем нам это нужно? И чем быстрее это произойдёт, тем лучше.

Кто‑то считает в Европе, в Штатах, мы много раз слышали уже об этом: ваши интересы там будут учтены; хотите — база ваша (российская база в сирийской Латакии — Прим. ред.) там останется. Да я вообще не знаю, нам нужна там база или нет? Ведь что такое база? База — это достаточно существенная инфраструктура, туда деньги надо вкладывать. Ведь сегодня как обстоит дело? Там есть наша авиация, есть временные модули для питания, для отдыха. Мы это собрали за два дня, погрузили в «Антеи» — и всё, и уже на своих аэродромах. А база — это совсем другая история.

Некоторые считают — и у нас некоторые считают: да, там нужно иметь базу. У меня нет такой уверенности ещё и почему? Я разговаривал с европейскими коллегами, они мне говорят: а, знаем, наверно, вынашиваешь такие мысли. Я спрашиваю: зачем? Отвечают: чтобы здесь держать всё под контролем. А зачем нам там держать всё под контролем?.. Зачем нам там база? Если кого‑то надо достать, мы и так достанем…

Мы войну не начинали. Мы проводим отдельные операции с использованием наших ВВС, Космических сил, систем ПВО, разведки. Это не несёт какой бы то ни было серьёзной нагрузки, не связано с серьёзной нагрузкой на бюджет… У нас проводятся масштабные учения, чего только стоят учения «Центр», «Восток-2015». Тысячи людей задействованы, тысячи перебрасываются с одного театра на другой, сотни летательных аппаратов и так далее, и так далее. Мы просто часть этих средств направляем туда, для проведения операции в Сирии. Лучшие учения трудно себе представить. Поэтому мы, в принципе, достаточно долго можем там тренироваться без существенного ущерба для нашего бюджета.

Об «обмене пленными» с Украиной

Мы никогда не говорили, что там (на Украине — Прим. ред.) нет людей, которые занимаются решением определённых вопросов там, в том числе в военной сфере. Но это не значит, что там присутствуют регулярные российские войска. Почувствуйте разницу. Это первое.

Второе. Вы назвали двух-трёх человек, которых предлагаете менять, а потом начали длинный список, на кого вы их хотите поменять. Во‑первых, обмен должен быть равноценным. А во‑вторых, мы должны вместе с нашими коллегами спокойно всё это обсудить, поговорить и продолжить то, на чём мы всегда настаивали, и то, что предлагает президент Украины: нужно освобождать людей, которые удерживаются как с одной стороны, так и с другой стороны. Прежде всего это касается людей с Донбасса, с юго-востока Украины, и украинских военнослужащих, которые задержаны на этих территориях. Но обмен должен быть здесь равноценным.

О чём я говорю? Ведь не секрет, наверное, что украинские власти считают тех, кто задержан и находится в Донбассе, людьми, которые подлежат обмену, а тех, кто содержится в тюрьмах в Киеве, считают уголовными преступниками и выводят за рамки этого обмена. С этим люди на Донбассе не согласны. Нужно подходить по‑честному и сказать, что давайте менять всех на всех, так, как Пётр Алексеевич Порошенко и предлагал: всех на всех, а не выборочно — этих будем, а этих не будем. Так что в этом отношении такой подход, и мы его поддерживаем. У нас много разногласий с руководством Украины, а здесь у нас общая позиция.

О торговле с Украиной

1 января, к сожалению для нас, мы прогнозируем ухудшение наших экономических отношений, потому что мы вынуждены принять решение о том, что не будем с Украиной с 1 января работать как с членом зоны свободной торговли СНГ…

Мы не собираемся вводить в отношении Украины какие бы то ни было санкции, я хочу, чтобы это было услышано. Мы просто переходим на режим более благоприятствуемой нации в торговле. То есть Украина не может быть поставлена в условия худшие, чем любые другие наши партнёры вовне. Но, конечно, никакими льготами и преференциями Украина в торговле с Россией с 1 января 2016 года пользоваться не будет.

Что это означает на практике? На практике означает, что сегодня нулевые тарифы в торговле между Россией и Украиной, а так средневзвешенный тариф будет 6 процентов. Где‑то 3, где‑то 8, где‑то 10 процентов. Но это не наш выбор. Мы всячески боролись за то, чтобы этого не произошло. Но нас не захотели услышать.

О юго-востоке Украины

Мы не заинтересованы в обострении конфликта. Наоборот, мы заинтересованы в том, чтобы этот конфликт как можно быстрее был разрешён, но только не способом физической ликвидации людей на юго-востоке Украины.

О Чайке и Турчаке

Я знаю, что в СМИ, в Интернете появляется информация о том, что Турчак, допустим, причастен к избиению журналистов. Так он сам причастен либо его отец причастен? Это, знаете, известная шутка ещё советских времен, когда кадровик говорит: «Нет, этого повышать не будем». — «Почему?» — «А у него что‑то было с шубой». Оказалось, что у него пять лет назад в театре у жены шубу украли. Что‑то было, но на всякий случай повышать не будем. Вот мы не должны к этому так относиться. Хорошо, что вы обращаете на это внимание. Это правда хорошо. Это даёт нам повод… Не даёт повод, а мы обязаны на это реагировать.

Что касается всех проявлений, особенно связанных с детьми высокопоставленных чиновников… Ведь если, например, говорить о Генеральном прокуроре — это, конечно, очень важная инстанция, — нужно понять: дети Генерального прокурора нарушили закон или нет? Есть в работе Генерального прокурора какие‑то элементы, связанные с конфликтом интересов? Он как‑то содействовал и помогал своим детям? Но для этого есть Контрольное управление президента. Мне не хотелось об этом говорить, но это не значит, что мы этим не занимаемся. Надо всё внимательно посмотреть.

О «Платоне»

Все сборы, которые поступают от так называемой системы «Платон», все 100 процентов, идут не кому‑то в карман, они идут — 100 процентов — в Дорожный фонд Российской Федерации, до последней копейки. И оттуда все эти сборы до последней копейки поступают на дорожное строительство в регионах Российской Федерации…

Вы знаете, я сам всё‑таки из рабочей семьи, и я понимаю, что эти мужики вкалывают, они работают, за рулём сидят. Но надо выходить всё‑таки из «серых» схем.

О Грузии и одесском губернаторе

На мой взгляд, это просто плевок в лицо украинского народа. Мало того что поставили Украину под внешнее управление, но ещё вот таких политических, с позволения сказать, деятелей туда делегировали.

Что Украине сказали? Мы не просто вами будем управлять, но мы вам ещё пришлём людей, которые будут вами управлять, из более цивилизованных стран, соседних или из‑за океана. На ключевые посты их всех посадим: на финансы, на экономику, на то, на сё, на это, на пятое-раздесятое. Потому что вы не можете грамотно это сделать, вот другие могут, а вы нет. Из 45 миллионов человек нельзя найти 5–10 честных, порядочных, эффективных управленцев? Это просто плевок в лицо украинского народа.

Не мы были инициаторами развала этих отношений (с Грузией — Прим.ред.), но мы готовы их восстанавливать. Что касается территориальной целостности Грузии — это прежде всего дело грузинского народа, югоосетинского и абхазского. Надо с ними работать, мы примем любое решение.

Что касается визового режима. Да, мы думаем, мы готовы отменить визовый режим с Грузией.

О будущем президенте США

Кто бы это ни был, мы готовы и хотим развивать свои отношения с Соединёнными Штатами… Мы никогда не закрывались, кого бы американский народ ни избрал. Это они пытаются всё время нам «подсказывать», что нам нужно делать внутри страны, кого избирать, кого не избирать, по каким процедурам. Мы же никогда этого не делаем, не лезем туда…
Мы открыты и будем работать с любым президентом, за которого проголосует американский народ.

О чемпионате мира — 2018

Мы получили своё право проведения чемпионата мира в абсолютно честной конкурентной борьбе. И не наша проблема в том, что, скажем, с командами ФИФА, когда они приезжали перед голосованием, кто‑то на высшем уровне где‑то отказывался просто встречаться. Я тогда был премьер-министром. Я прекращал все свои дела и встречался со всеми коллегами из ФИФА. Мы их возили по стране, показывали, где у нас будут стадионы. Они встречались с региональными руководителями, те рассказывали, насколько для нас это важно, хоть футбол находится не на самом высоком мировом уровне.

Тем не менее мы показывали, как это важно для развития массового спорта в России. Мы показывали, сколько людей у нас любят футбол и как мы планируем его развивать. ФИФА к нам прислушивалась и с целью развития мирового футбола приняла эти решения по проведению чемпионата мира в 2018 году, а не по каким‑то другим, коррупционным соображениям.

Путин — о дочках Путина

Совсем недавно все утверждали, что мои дочери: а) получают образование за границей; и б) живут постоянно за границей. Но теперь, слава богу, никто об этом не пишет, теперь говорят, что они — и это правда — живут в России и никогда никуда на постоянное жительство не выезжали. Они нигде, кроме России, не получали образование, они учились только в российских вузах. Это не значит, что они не имеют контактов с коллегами своими и не общаются. Я ими горжусь. Они продолжают учиться и работают…

У меня дочери свободно говорят на трёх европейских языках… Причём не просто свободно говорят, пользуются ими в работе. Они делают первые шаги в карьере, но добиваются хороших успехов. Я никогда не обсуждаю вопросов, связанных с моей семьёй. Они не занимаются бизнесом и не занимаются политикой, никуда не лезут…

Говорить о том, где конкретно мои дочери работают, чем они занимаются, — я никогда не делал этого и сейчас здесь не собираюсь это делать. По очень многим соображениям, в том числе и по вопросам безопасности. Вообще, я считаю, что каждый человек имеет право на свою собственную судьбу. Они у меня никогда не были звёздными детьми, никогда не получали удовольствия оттого, что на них направлены софиты, они просто живут своей жизнью и делают это очень достойно.

О газопроводах

По поводу «Южного потока». Мы готовы были реализовать, нам просто не дали. Сначала Европарламент принял решение, что этот проект не соответствует интересам Евросоюза, и послал туда соответствующую бумажку. Потом Еврокомиссия потребовала от Болгарии, чтобы Болгария прекратила подготовительные работы, а потом вдруг голландский регулятор, где был зарегистрирован «Южный поток», принял решение дать нам разрешение на начало строительства в море. Ну как же мы могли начать строительство в море, топить там миллиарды евро, а потом подойти к болгарскому берегу и уткнуться в него, не получив заранее разрешения?

Естественно, нас просто поставили в дурацкое положение, при котором мы сказали: если так, тогда мы тоже прекращаем…
И меня удивляет беззубая позиция болгарского руководства, которое непонятно по каким соображениям пренебрегло национальными интересами. Мы три миллиарда должны были бы вложить в сам проект строительства, это рабочие места, это зарплаты, это доходы во все уровни бюджета, а потом ещё каждый год минимум 400 миллионов евро получали бы просто за транзит. Ну нет так нет, в конце концов. Мы, собственно, и придумали этот проект, потому что хотели Болгарию поддержать. Ну не хотят — не надо.

Мы начали говорить о «Турецком потоке». Знаете, не от нас это зависит в конечном итоге. Мы не то чтобы прервали переговоры, нам нужно, чтобы нам Еврокомиссия письменные гарантии представила того, что все маршруты, в том числе возможный маршрут через Турцию в Европу, не только реализуем, но и является приоритетным, и Еврокомиссия будет его поддерживать. Если турецкие партнёры «Газпрома» принесут такую бумагу из Брюсселя, мы будем двигаться дальше. Но пока чего‑то, к сожалению, этого не видно.

О запрете полетов в Египет

Те решения, которые были приняты по ограничению полетов нашей гражданской авиации в Египет, они не связаны с недоверием к египетскому руководству. Это неполитическое решение. Они связаны с обеспечением безопасности наших граждан. Как только мы отработаем механизмы, которые бы надежно обеспечили безопасность наших людей, мы все ограничения снимем.

Мы на сегодняшний день на каждом этапе контроля должны иметь своих представителей от момента посадки в самолет до момента отлета, отгрузки, питания. Повторяю, мы не считаем, что в чем-то здесь вина официальных египетских властей. Это наша общая беда, озабоченность, и мы должны найти общий ответ на эти вызовы.

О предложениях смягчить «закон Димы Яковлева»

Статистика показывает: в процентном отношении усыновление наших детей-инвалидов иностранцами гораздо меньше, чем здоровых детей. Никто из иностранцев не рвался никогда усыновлять или удочерять больных детей. Это статистика. Мы не будем спешить с изменениями тех решений, которые уже были приняты.