Идея очистить подмостки от мата озадачила театральный Петербург

Петербургские драматурги задумались над тем, как выкинуть из пьесы слова. Чиновники упрекнули некоторые театры в использовании ненормативной лексики и попросили воздержаться от крепких выражений. Подобная просьба, по сути, означает запрет, ведь многие коллективы существуют благодаря бюджетному финансированию.

Как к этому требованию отнеслись в самих театрах и насколько оно выполнимо, узнала корреспондент НТВ Юлия Олещенко.

Выражаясь театральным языком, в новые предлагаемые обстоятельства петербургских актеров, режиссеров и драматургов поставило недавнее заседание совета по культуре речи в Смольном. Чиновники настоятельно рекомендовали воздержаться от использования ненормативной лексики на подмостках.

Поводом для всеобщего запрета стал частный инцидент. Слух вице-губернатора Василия Кичеджи осквернила крепкая реплика, прозвучавшая со сцены «Русской антрепризы» на премьере «Мадам Бовари». Служебное расследование показало: преступная вольность допущена не по вине Флобера, у француза в романе русского мата не значится. Дерзкую выходку спровоцировал постановщик спектакля Андрий Жолдак, вонзив нож в спину и благовоспитанному чиновнику, и законопослушному худруку.

Рудольф Фурманов, народный артист России, художественный руководитель Санкт-Петербургского театра «Русская антреприза» имени Андрея Миронова: «Вы понимаете, что он творит! У меня в договоре написано: никакой патологии и никакого мата в театре Андрея Миронова. Если б Андрюша услышал мат, он сошел бы с ума. У меня нет мата. Я первый противник!»

По одной из версий, скандальный режиссер старался произвести впечатление на своего коллегу Кирилла Серебренникова, известного своей толерантностью к нецензурным монологам. О подобной смелости столичных постановщиков ходят легенды, но и в Петербурге «перченая» «Мадам Бовари» не первая.

Приглашая публику на спектакль «Изображая жертву», руководство театра «Балтийский дом» честно предупреждало об использовании ненормативной лексики. Это случай, когда слова из песни, точнее, пьесы не выкинешь. И в «Перезагрузке» Ильи Тилькина, и в «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева персонажи позволяют себе.

Но лишать этой краски зрителя, пренебрегая палитрой драматурга, в Театре-фестивале «Балтийский дом» считают недопустимым, равно как и попытку чиновников контролировать творческий процесс.

Марина Беляева, заместитель директора Театра-фестиваля «Балтийский дом»: «Определяют, имеют право или не имеют право что-то произносить. Определяют, имеют или не имеют право в таком или в другом виде выходить на сцену. Определяют, имеет или не имеет право звучать та или иная музыка. Я думаю, что театр искусство вполне самостоятельное и самоопределяющееся».
Марина Дмитревская, главный редактор Петербургского театрального журнала: «Мы никуда не денемся от употребления этих слов у Пушкина, у Маяковского, у Бродского и точно никуда не денемся от Юза Алешковского — классика ХХ века, который эту ненормативную лексику тоже возвел в ранг художественного. Меньше всего я бы хотела опираться на мнение Василия Николаевича Кичеджи, который не имеет базового гуманитарного образования».

Но в комитете по образованию считают иначе. Именно его председателю Жанне Воробьёвой поручено возглавить борьбу с нецензурщиной на подмостках.

Жанна Воробьёва, председатель Комитета по образованию Санкт-Петербурга: «Я как учитель, как мать абсолютно убеждена, что есть масса литературных и художественных способов достаточно ярко показать пошлость или низость того или иного явления, избегая того, о чем мы сегодня с вами говорим».

Возрастной маркер на афишах не спасет. Ну как взрослеющий акселерат просочится в зал и окажется в «запредельи» школьной программы? Смольный настаивает: услышать неприличное слово по пути в театр — одно, а в театре — совсем другое. Оценить подобную заботу в новых предлагаемых обстоятельствах остается лишь с помощью красноречивого жеста и выразительной паузы.