В Петербурге покажут «Преступление и наказание» с японским акцентом

Японский режиссер Мотои Миура создал инсценировку с длинным названием «„Преступление и наказание“. Сны и страдания Родиона Романовича Раскольникова». Постановщик известен в Петербурге своими прочтениями пьес Чехова. Дважды привозил на гастроли Чайку и Дядю Ваню.

Для сценической версии самого программного романа в БДТ возвели огромную стену с несколькими лестницами, испещренными трещинами. Во время действия фасад будет разъезжаться, увеличивая пролом.

Миура объяснил оригинальное постановочное решение топографической составляющей романа. Режиссер, как и Раскольников, измерял в шагах расстояние от угла Столярного переулка и Гражданской улицы до места преступления — дома старухи-процентщицы на канале Грибоедова и места наказания — полицейского участка на Садовой. Только вот у Мотои эти шаги превратились в лестничные пролеты, и весь путь Раскольникова в исполнении актера Геннадия Блинова стал вертикальным.

Мотои Миура, режиссер-постановщик (Япония): «Мне очень запомнилось, когда я читал роман Достоевского, Раскольников, бродя по городу, всё измерял шагами. От одного дома до другого — сколько шагов надо, чтобы дойти, а также он очень много поднимался и спускался по лестницам. Допустим, когда Родион убил старуху-процентщицу, он сбегал по лестнице, и для меня это было таким важным моментом, и я хотел отразить тему лестниц, переходов и шагов в своем спектакле».

Для Мотои Миуры стена и лестницы стали особой метафорой. Так он еще расшифровал фамилию персонажа, придуманную Достоевским. Раскольников — герой с расколотым сознанием. Миура, словно режиссируя восприятием зрителя, дает понять, что всё происходящее на сцене — просто сон. Кошмарный, преследующий и бесконечный. Этот сон и есть главное наказание.

Японский постановщик честно признался: готовя инсценировку, он позволил себе трансформировать язык Достоевского в сценический так, что невольно местами можно увидеть элементы театра Кабуки. Может, в этом и есть гениальность Достоевского, чьи мысли не имеют границ. В данном случае японская сценическая традиция и русский психологический театр соединились в спектакль-притчу.